(no subject)
Feb. 19th, 2009 06:52 amХочется в 19 век примерно.
Нет компьютеров, радио и телевидения. Барака Обамы тоже нет. Булки продают на углу. Кренделя. Купил такого кренделя и идешь себе домой, жуешь. Или не домой, а просто по прошпекту. Тут те и Пушкин в цилиндре, в поэтической крылатке. Весь такой воздушный, кудряшки рукой взбивает. Чупчик кучерявый. Что-то такое про Мойку и Фонтанку громко так читает. А его никто не слушает. Мальчик на него рот разинул, а мамаша его пхнула бедром в бок. Дескать мол не засматривайся на Пушкинов тут всяких. А то мелочь-то из кармана повытрясут.
А вокруг галки обалдевши летают. И пушкин стихи читает. Ляпота. Весна почти. Гоголь даже тут же идет чуть сгорбленный. С длинным носом. И что-то с южным акцентом Пушкину так бросает на ходу. Типа "Заткнулся бы ты право, друг, Пушкин. А то, как пугало огородное, брешешь что-то про наш городишко.". Злой вообще немного этот Гоголь. Нос у него аж замерз и посинел.
Или тут же пьяный, пузатый Кюхельбекер вываливается из кареты прямо под ноги, как колобок, и требует продолжения банкета. А Пушкин все читает и читает. И светлый хмель его стихов плывет так над головами. Блок стоит поодаль и втягивает его своими широкими и нервными, как у рысака, ноздрями. Революцию, стервец такой, предчувствует. И Горький тут же, пахнущий немытыми онучами и портянками, стоит и пованивает с подветренной стороны.
Но ты просто переходишь на другую сторону и покупаешь пирог с вязигой и, продолжая его лопать, идешь себе мимо Моек и Фонтанок хер знает куда. И солнце тебе светит. И какой-нибудь Сытин, сукин сын, издатель чортов. С книжками тут же едет. А мерин его аж кряхтит от натуги. Ну там Чехов там в лорнет лукаво смотрит. И не поймешь толком что происходит. То ли весной пахнет в городе, то ли сдобными булками. Уключины не унимаются везде буквально. Пьяные даже какие-то вежливые. Дам в трамвай пропускают. Газетчики голосят громко, как голчата голодные. И хорошо так... Очень хорошо...
Нет компьютеров, радио и телевидения. Барака Обамы тоже нет. Булки продают на углу. Кренделя. Купил такого кренделя и идешь себе домой, жуешь. Или не домой, а просто по прошпекту. Тут те и Пушкин в цилиндре, в поэтической крылатке. Весь такой воздушный, кудряшки рукой взбивает. Чупчик кучерявый. Что-то такое про Мойку и Фонтанку громко так читает. А его никто не слушает. Мальчик на него рот разинул, а мамаша его пхнула бедром в бок. Дескать мол не засматривайся на Пушкинов тут всяких. А то мелочь-то из кармана повытрясут.
А вокруг галки обалдевши летают. И пушкин стихи читает. Ляпота. Весна почти. Гоголь даже тут же идет чуть сгорбленный. С длинным носом. И что-то с южным акцентом Пушкину так бросает на ходу. Типа "Заткнулся бы ты право, друг, Пушкин. А то, как пугало огородное, брешешь что-то про наш городишко.". Злой вообще немного этот Гоголь. Нос у него аж замерз и посинел.
Или тут же пьяный, пузатый Кюхельбекер вываливается из кареты прямо под ноги, как колобок, и требует продолжения банкета. А Пушкин все читает и читает. И светлый хмель его стихов плывет так над головами. Блок стоит поодаль и втягивает его своими широкими и нервными, как у рысака, ноздрями. Революцию, стервец такой, предчувствует. И Горький тут же, пахнущий немытыми онучами и портянками, стоит и пованивает с подветренной стороны.
Но ты просто переходишь на другую сторону и покупаешь пирог с вязигой и, продолжая его лопать, идешь себе мимо Моек и Фонтанок хер знает куда. И солнце тебе светит. И какой-нибудь Сытин, сукин сын, издатель чортов. С книжками тут же едет. А мерин его аж кряхтит от натуги. Ну там Чехов там в лорнет лукаво смотрит. И не поймешь толком что происходит. То ли весной пахнет в городе, то ли сдобными булками. Уключины не унимаются везде буквально. Пьяные даже какие-то вежливые. Дам в трамвай пропускают. Газетчики голосят громко, как голчата голодные. И хорошо так... Очень хорошо...