febb

.
Я решил написать рассказик. Для рассказа необходима отправная фраза.
"Вместе только гриппом болеют" - вполне для этого подходит.

Вместе они только болели гриппом. Он болел быстро, совсем в другом темпе и ритме нежели Она. Она болела долго, мучительно и никак не могла кончить болеть. Их дети подхватывали где-то в воздухе неуловимые споры, которые хочется назвать красивым и воздушным словом - Инфлюэнца... Что-то есть в этом итальянское или французкое романтическое. Констанца, Жоржетта, Колетта, Полетта, Генриеэтта, Франческа, Сесиль, Росита и наконец Джульета... Джулия Робертс сыграла бы в образе воздушной доброй фее эту Инфлюэнцу... Она летела на крыльях ночи, пока не встретила Маленького Пухленького Херувима... Он копался совочком в мокром осеннем песочке... Вокруг него летели мимо, катились крупными тарелками, как от Бедной Несчастной ФеОдоры, жесткие, бурые тополиные листья в форме обожженых сердец... Нет еще не "мело на всей земле, во все приделы", но листья катились и катились, как стаи птиц на Юг... А за ними летела эта Инфлюенца... Дама с расширенным взором немигающих глаз на крыльях ночи...

Вечером ребенок не захотел есть и начал проявлять все признаки развития детской мизантропии... Он сначала слека покашливал, потом у него поднялась температура и взгляд его стал наполнен мучением и отрешенностью... Дети болеют стремительно... Как поднимается тесто на дрожах в жарко натопленном доме. На следующей день после бессонной ночи им пришлось только вытереть влажный лоб ребенку... Температура у него обрушилась вниз, как песочная башня... Он спал до обеда... А после обеда заболела Она... Сначала Она долго мыла посуду, терла кастрюльку с подгоревшей манной кашей, но та не хотела ее покидать и Она почувствовала, что силы как бы оставляют ее и Она выронила ершик из рук и, сославшись на головокружение, пошла присесть на диванчик перед телевизором... Он пришел из другой комнаты с всклокоченными волосами и тоже посмотрел на телевизор... Там были бесконечные новости, старые и неитересные, как мир. Какая-то ересь и пошлость про новые налоги и акцизные марки... Какой бред! Она вдруг шевельнулась и безвольным голосом попросила накрыть ее пледом... Он как будто очнулся и начал искать глазами, соображая, что она имела ввиду под словом плед...
- На полке в шкафу. - Она сказала слабыми равнодушным голосом.
Он начал копаться на каждой полке привычно раздражаясь на неопределенность женской просьбы.
- Тут семь полок! - сказал он еще вежливым голосом.
- На третьей! - слабо прошептала она.
- На какой?
- На третьей! - сказала она уже тверже, но хриплым голосом.
Как математик, он понимал что в этой задаче существуют два варианта:
сверху и снизу... Первый вариант решительно отпал - там были какие-то женские батистовые штучки. Блестящие выпуклости и соквровенные ложбинки, игривые складки дорогой розовой и белой как снег ткани, которая даже в заброшенном состоянии слегка манила и поддразнивала...
Она переместилась на кровать необычно тихая и безобидная... Такая, как она была при первой их встрече... Он принес ей чаю с малиной... С малиной в хрустальной розеточке на маленьком жосткинском росписном подносике... По телевизору, бодрый четко поставленный голос что-то вьедливо вещал про олигархов. Он подумал, что олигархи - это большие черные махаоны... Они летают, машут огромными крыльями. Он даже почувствовал как они веют в его разгоряченное лицо. Он приложил неожиданно замерзшую ладонь ко лбу и буквально обжегшись стал инстинктивно дуть на пальцы...
- Инфлюэнца! - пронеслось голове.

Красивая страстная итальянка, корсиканка или испанка жарко обнимали его всю ночь, он раскидывал одеяло, оттирал пот со лба... Но они снова накрывали его одеялом и грели его своими страстными мускулистыми неополитанским телами... Этим он занимался всю ночь... На утро, когда уже дети громко кричали за окном, он проснулся слабым и опустошенным... Голова кружилась как будто спохмелья... Он виновато посмотрел на нее - Она уже сидела, закутавшись в плед, в наушниках перед телевизором... Передавали Парад с Красной Площади... Кружился тихо редкий, но крупный снег. Совсем безусые юнцы, старательно чеканя шаг, пыжась и выгибая худую грудь колесом, смотрели куда-то поверх камеры и шли бодрым строем куда-то в бесконечность...
- Инфлюэнца! - вдруг ясно прозвучало в его голове, как в пустой холодной комнате.
- Где ты?
Но было пусто и тихо. Она ушла внезапно, оставив лежать его обессиленным Гераклом после 13-того подвига... Почему она не убила меня словно Клеопатра после ночи любви!? - вдруг возникла у него мысль. Он почувствовал резкую головную боль и пошел медленно на кухню. Когда Он наливал в граненую стопочку немного коньяка, рука его дрожала и бутылка клацала о стакан, как это бывает у алкашей. Он глянул в окно. Метель танцевала на пустынной улице...

- Инфлюэнца!
Он опять вздохнул и ему привиделся в сполохах метели страстный неополитанский танец...

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: "Лови!.."
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви...